Бандитский Хабаровск 

1991 год. Крах СССР оборачивается для России новым витком экономического кризиса. Об этом не понаслышке знает Павел Лиховцев — егерь и охотник, который вместе с женой и двумя сыновьями живет в глухой тайге. Пасека и домашнее хозяйство теперь убыточны, тогда как цены на жизнь неумолимо растут. Между тем Юра по прозвищу «Краб», живший по соседству, переехал из села в Хабаровск и неплохо там обосновался. Оказавшись на пороге бедности, Павел тоже увозит семью в город. Благодаря Юре он устраивается водителем и, сам того не ведая, становится частью группировки, контролирующей весь край.

Относительно девяностых сегодня принято выделять две легенды: «золотую» и «черную». Поборники первой видят в них время надежд и краткий эпизод свободы, сторонники второй — значительно более популярной — связывают их с упадком, нищетой, беспрецедентным уровнем преступности. Власть охотно поддерживает «черную»: по ее версии, именно с приходом Владимира Путина наступили «сытые» и «стабильные» нулевые, а если пытаться что-то менять, то Россия вновь провалится во мрак.

Немаловажную роль в популяризации «черной легенды» сыграл и кинематограф. На рубеже веков гремели сериалы «Бригада» и «Бандитский Петербург», в кинотеатрах спросом пользовались фильмы вроде «Брата», «Олигарха» и «Бумера». После полномасштабного вторжения России в Украину производство криминальных драм «для тех, кто выжил в 90-е», только возросло. С одной стороны, критика ельцинской России (как и предвосхитившей ее горбачевской Перестройки) не возбраняется, с другой — кино про бандитов остается наиболее зрительским. Закономерно, что главным сериалом наших дней стало «Слово пацана» — прелюдия к девяностым, за которой последовали «Комбинация», «Лада Голд» и «Дети перемен». После ухода мейджоров российский прокат существует за счет пиратства, что тоже очень в духе девяностых. В свою очередь, летописцем «лихого» десятилетия был назначен Юрий Быков — постановщик, чей творческий метод идеально подходил для такого сеттинга.

Быков — редкий отечественный кинематографист, чье имя является брендом. Причем статус народного режиссера ему обеспечил именно интернет. Сам он неоднократно отмечал, что стал популярным благодаря блогеру Евгению Баженову, хвалившему его работы «Майор» и «Дурак», — фильмы, закрепившие за Быковым репутацию правдоруба и «нового Балабанова». Но денег подобное творчество не приносило, поэтому авторские проекты режиссер разбавлял сугубо коммерческими. Тут-то и начались трудности. Если триллер «Метод» для Первого канала был встречен тепло, то вышедший там же пропагандистский сериал «Спящие» — будто нож в спину фанатов, прежде считавших Быкова оппозиционером. История о бравых агентах ФСБ, противостоящих ЦРУ и «пятой колонне», могла стоить Быкову профессии: после волны хейта режиссер написал в «ВК», что «предал прогрессивное общество» и собрался уйти из режиссуры. Но не ушел. Вскоре он вернулся с очередной суровой драмой «Хозяин» и анонсировал продолжение «Метода».

В основу сценария, написанного Олегом Маловичко («Нулевой пациент», «Трасса»), легла биография киллера Евгения Демина, состоявшего в ОПГ «Общак». В банду, контролировавшую весь Дальний Восток, его привел собственный отец — хабаровский наемник Павел Тихомиров по прозвищу «Егерь». Во главе группировки находился Евгений Васин, известный как Джем. В глазах мирных граждан лидер ОПГ представал этаким Робин Гудом, который грабил богатых и раздавал деньги бедным. Однако открытые им фонды и благотворительные организации, направленные на помощь малоимущим, были лишь фасадом для преступных махинаций и кровопролития.

Под руководством Краба, поставленного Джемом «смотрящим» за Хабаровском, Егерь построил впечатляющую карьеру киллера. Между тем старшего сына он использовал как приманку, тем самым заманивая жертв в ловушку. Вдохновляясь «успехами» отца, свое первое заказное убийство Демин совершил в 13 лет. С тех пор его жизнь была неразрывно связана с криминалом. Недавно экс-киллер дал показания против преступных боссов и теперь живет под программой защиты свидетелей. Поведать свою историю его побудило желание оставить хоть что-то в память об отце и вместе с тем показать изнанку преступной жизни.

Извечный конфликт отцов и детей ожидаемо служит костяком «Лихих». Все восемь эпизодов Павел, воспитывая сына Женю «настоящим мужиком», планомерно превращает того в зверя, говорящего на языке грубой силы. Любые вопросы в семье Лиховцевых решаются посредством насилия; в том числе домашнего, от которого страдают жена Павла и девушка Жени. Поначалу подросток испытывает муки совести, но они жестоко подавляются отцом, потому что панические атаки — «не болезнь, а слабость». К финалу своего падения Женя сам становится хладнокровным убийцей, которому чужды человеческие эмоции. Деконструируя миф о красивой бандитской жизни, Быков изображает всех представителей ОПГ отморозками, расистами и мизогинами, не вызывающими ни капли сострадания, в отличие от казанских гопников из «Слова пацана».

Нет здесь и типичной для таких проектов эксплуатации ностальгии. Хабаровск начала 90-х изображен пугающе точно: «убитые» панельки с обшарпанными подъездами, кислотные вечеринки, аутентичные автомобили и крепкие парни в спортивных костюмах — все атрибуты эпохи на месте. Подобный антураж вызывает отнюдь не теплые воспоминания, как в «ламповых» «Комбинации» и «Ладе Голд», но бессознательную тревогу: это естественная среда для поножовщины, пыток и перестрелок, из коих целиком скроен сериал. Самый же расхожий ностальгический прием — постсоветская музыка — используется в «Лихих» исключительно для обозначения временных рамок. Так, 1991 год сопровождается песней «Мне хорошо рядом с тобой» Жанны Агузаровой, а на 1996 год указывают не только чеченцы, но и полузапрещенный в России шлягер «Опиум для никого» Агаты Кристи. Наконец, взрывы жилых домов, замаскированные под утечку газа, — еще один элемент, без которого невозможно представить девяностые.

Когда события переносятся в наши дни (и, кажется, во втором сезоне «наших дней» будет еще больше), фоном доносятся обрывки новостей о войне в Украине. Впрочем, прямого разговора о современности, понятное дело, в этом жанровом продукте нет. Как и другие кинематографисты, Быков закапывается в эскапистское ретро. С той разницей, что прошлое изображается как пространство тотального беззакония, где у кого сила, у того и правда.

Велик соблазн счесть «Лихие» поиском источника всех бед в девяностых, что свойственно пропагандистам. Но так ли далеко показанное от сегодняшней действительности?

В одной из сцен бандиты констатируют: «Страна полна оружия и злости», тогда как «разруливать всё будут сидящие преступники». Сегодня, когда вчерашние уголовники возвращаются с фронта героями и становятся привилегированной ячейкой общества, «Лихие» уже не кажутся «чернухой» и «хтонью» (за это чаще всего критикуются работы Быкова). Изображающий благодетеля Джем, чьи величественные портреты красуются во всех кабинетах, формирует из провинциальных пацанов батальоны убийц, живущих по «блатным» законам и готовых бездумно зачищать «свою» территорию от врагов извне (недаром все противники «Общака» — чужаки, будь то азиаты или кавказцы). Одни россияне видят в нём национального героя, единолично вытаскивающего регион из кризиса. Другие, напротив, приравнивают его к кровавому тирану, который, выстраивая криминальную империю, опирается на советский опыт. Решая вопрос инакомыслия, Джем наделяет приближенных безграничной властью, чтобы те держали население в постоянном страхе. Немногочисленных журналистов, осмелившихся назвать их «ворами», бандиты также показательно запугивают, чтобы другим было неповадно. При этом Джем, сея хаос чужими руками, отсиживается в изоляции где-то под Комсомольском-на-Амуре, практически не покидая свои хоромы.

Где-то мы всё это уже видели.

Сопровождающие каждую вторую сцену вооруженные конфликты — в том числе из-за борьбы за бизнес — после Wildberries также не кажутся пережитком «девяностых». Сам факт, что события 90-х в сериале практически бесшовно перетекают в Россию эпохи «СВО», указывает не столько на угодную пропаганде «черную легенду», сколько на версию из другого сериала — «Предатели» от ФБК: нет никакого деления на «лихие» и «тучные», всё это — части единого и еще не завершившегося процесса.