ПОРТРЕТ ЯВЛЕНИЯ-2024 · Общество

«Я больше не хочу откладывать жизнь на потом» 

Россияне, уехавшие в Европу после начала войны, не справились с вызовами жизни в эмиграции, и в этом году стали всё чаще возвращаться домой. Вот их истории

Юлия Ахмедова, корреспондентка «Новой газеты Европа»

Иллюстрации: «Новая газета Европа»

2024-й стал годом возвращения эмигрантов, уехавших из России либо сразу после вторжения в Украину, либо после объявления мобилизации. Последние исследования показывают, что обратно вернулись от 15% до 45% из числа тех, кто ранее покинул страну. Российская пропаганда не упускает возможности заявить, что люди возвращаются из-за «рекордно низкой безработицы» и «высоких зарплат» на родине. Но на самом деле всё гораздо сложнее и драматичнее.

Решение о возвращении — часто вынужденное, трудное, а для кого-то даже мучительное. Несмотря на то, что многие не хотят возвращаться в воюющую страну, финансовые проблемы, сложности с поиском работы на местном рынке труда и одиночество перевешивают все идеологические причины эмиграции. Всё это осложняется многочисленными ограничениями для граждан РФ, введенными Западом после вторжения в Украину: от открытия банковских счетов до оформления виз.

И хотя вернувшиеся россияне не заявляют, что во всех их бедах виноваты «недружественные страны», в их историях всё равно сквозит разочарование в либеральных ценностях, российской оппозиции и политике Евросоюза.

О том, почему и как они приняли решение вернуться, эмигранты 2022 года рассказали корреспондентке «Новой-Европа» Юлии Ахмедовой.

«Я не думала, что у человека, согласного на любую работу, будут такие трудности»

Екатерина, 31 год, вернулась из Латвии

Екатерина с мужем (все имена героев изменены в целях безопасности. — Прим. ред.) приняли решение уехать из России после объявления мобилизации в сентябре 2022 года. Сначала выбор пал на Ереван: в этом городе у них было много знакомых, которые переехали туда сразу после начала полномасштабной войны, и не было языкового барьера при поиске работы. Из московской компании мужа Екатерины сразу уволили, потому что там нельзя было работать удаленно. Однако в Ереване он быстро нашел новую работу — начал заниматься рекламой. Сама Екатерина продолжала работать удаленно на российскую фирму.

«В Армении было очень комфортно, потому что там большое и поддерживающее комьюнити, можно говорить на русском, использовать банковские карты “Мир”, — вспоминает Екатерина. — Но вскоре я забеременела, и мы поняли, что растить ребенка там будет сложно, потому что в Ереване довольно загрязненный, сухой воздух, много пыли. Я не понимала, как там гулять с коляской, потому что нет больших парков».

Тогда семья решила репатриироваться в Латвию, так как бабушка Екатерины — латышка. Екатерина всегда проводила в Риге школьные каникулы, там у нее есть местные друзья, и бабушка продолжает работать в рижской школе учителем.

«Сейчас часто говорят, что в странах Балтии ненавидят россиян. Но я никогда ни с чем подобным там не сталкивалась, поэтому не переживала. Мы подготовили все документы для репатриации, нам одобрили ВНЖ, и за месяц до родов мы переехали в Ригу», — рассказывает женщина.

Но сразу же после репатриации в Латвию семья столкнулась с большим количеством проблем: от отсутствия поддержки со стороны властей в процессе интеграции до невозможности хоть как-то трудоустроиться.

Решение прекратить оказывать любую материальную и социальную помощь переселившимся потомкам латышей страна приняла уже после полномасштабного вторжения России в Украину. Соответствующие поправки в закон о репатриации, действующий с 1995 года, были внесены 1 июля 2023 года. А с января 2024 года закон о репатриации в Латвии и вовсе утратил силу, и теперь в страну можно переехать только по основному закону об иммиграции, устанавливающему значительные ограничения по категориям членов семьи, которых можно перевезти с собой. МВД Латвии аргументировало необходимость изменений «угрозой внутренней безопасности Латвии» из-за возросшего после 2022 года спроса на репатриацию со стороны граждан России.

Помимо этого, мужу Екатерины в Риге оказалось очень сложно найти работу без знания латышского языка. В то же время записи на бесплатные языковые курсы пришлось ждать несколько месяцев, чтобы в итоге услышать, что группа не набралась.

«Муж был готов на любую работу, но никуда не брали, — сетует Екатерина. — Он встал на биржу труда, но не было никаких предложений. В итоге он пошел работать грузчиком на склад, буквально разгружать вагоны. И даже эту работу удалось найти только через знакомых бабушки. У нас не было ожиданий, что мы приедем и нас сразу же с руками и ногами оторвут. Нет. Но я не думала, что для человека, согласного на любую работу, будут такие трудности. Думаю, и местным довольно сложно, потому что в стране большая безработица в целом».

С безработицей ситуация в Латвии действительно непростая. В третьем квартале 2024 года ее уровень в стране составил 6,7%, что превышает средний показатель по ЕС — 5,8%. Общее число безработных в стране — 65,8 тысяч при населении в 1,8 млн человек. Но в сравнении с уровнем безработицы в соседних Эстонии и Литве — 7,4% и 6,8% соответственно — ситуация на рынке труда Латвии выглядит даже лучше. Тем не менее, всё осложняется дополнительными факторами.

Начиная с 1991 года, когда Латвия приобрела независимость, население страны непрерывно сокращается и стареет: как за счет естественной убыли, так и за счет эмиграции после вступления страны в ЕС. Так, за период с 2000 по 2016 год Латвия потеряла около 20% населения — это наибольший показатель среди стран ЕС. При этом в 2022–2023 годах население Латвии выросло на 23,5 тысяч человек за счет украинских беженцев.

Тем не менее, приезжающим в страну иностранцам найти работу трудно — в первую очередь, из-за языкового барьера. При приеме на работу в зависимости от профессии требуется знание на определенном уровне государственного — латышского — языка.

Работа грузчиком для мужа Екатерины оказалась очень сложной физически. Плюс зарплата была совсем небольшая. Стало понятно, что долго без вреда для здоровья мужчина там не протянет. В результате семья прожила в Риге девять месяцев и в мае 2024 года решила вернуться в Россию.


При этом Екатерина признается, что любит Ригу и с легкостью представляла там свою жизнь в долгосрочной перспективе, если бы нашлась работа. «В эмиграции я не испытывала страданий из-за отсутствия условной “Яндекс.Лавки”. Объективно доставки в Ереване и Риге, конечно, проигрывают, но они есть, ты можешь заказать всё, что хочешь. Да, там нет Госуслуг, но всё равно муж смог сделать загранпаспорт без посещения России. В Латвии же вообще в бытовом плане намного комфортнее: есть привычные Ikea, Zara, H&M. Чувствуешь себя человеком», — рассказывает она.

С одной стороны, возвращение в Россию стало облегчением. Муж Екатерины довольно быстро благодаря друзьям смог найти новую работу по профессии. Родители помогают с ребенком, не нужно платить за съемную квартиру, коммунальные услуги стоят дешевле. С другой — решение вернуться стало тяжелым испытанием для Екатерины.

«Я ощущала это как личное поражение: столько денег, сил, времени, — всё потрачено впустую, мы не справились, хотя, казалось бы, у нас были все возможности. Но со временем это прошло. И сейчас я уже не представляю, как бы мы продолжали жить втроем в Риге на зарплату грузчика», — говорит женщина.

Гнетущее чувство от политической бесправности в родной стране у Екатерины никуда не делось. Но семья продолжает жить и надеется, что к моменту, когда их ребенок пойдет в школу, в России что-то изменится.

«Очень пугает осознание, что здесь нельзя ничего сказать, ничего сделать. Раньше мы ходили на митинги, высказывались. Но сейчас я даже боюсь думать об этом. Это жизнь в каком-то вакууме. Я от этого очень сильно страдала, но как будто бы привыкаешь жить и в этом, и просто ждешь и веришь в то, что когда-то это закончится», — надеется Екатерина.

«Я вижу, как плохо работает общественный транспорт, и меня это бесит»

Антон, 34 года, возвращается из Германии

Антон уехал из России в середине марта 2022 года, потому что был не согласен с политикой Кремля, и планировал возвращение только в «прекрасную Россию будущего». Сначала Антон улетел в Грузию, там в Тбилиси обновил свое портфолио как дизайнера и начал искать работу в Германии, поскольку по образованию он — учитель немецкого языка и осваивать новый язык ему в этом случае было не нужно.

Уже летом Антон получил оффер и стал готовиться к переезду. В октябре он релоцировался в одну из земельных столиц Германии. Компания помогала с оформлением визы и с поиском жилья на первое время.

«Мне было относительно несложно найти работу. Да, нужно было собрать много документов, но всё было понятно. Я бы не сказал, что моя профессия очень востребована на немецком рынке или что у меня какие-то уникальные скиллы. Я просто рассылал очень много заявлений и в итоге получил один оффер», — рассказывает мужчина.

Сначала Антону дали обычную рабочую визу, а потом он перешел на Blue Card — визу для высококвалифированных специалистов, готовых к переезду. Это удалось сделать после того, как немецкое правительство снизило минимальный порог зарплат для дефицитных и IT-профессий до 43 тысяч евро в год.

Главные преимущества Blue Card заключаются в скорости оформления (по сравнению с другими типами виз), а также в возможности быстрее получить ПМЖ. При базовом знании немецкого языка владельцы «голубой карты» могут подавать на ПМЖ уже через 33 месяца. Если же уровень немецкого — B1 и выше, то срок подачи заявления на ПМЖ сокращается до 21 месяца.

Германия — абсолютный лидер в ЕС по привлечению специалистов из других стран. Так, в 2023 году страна предоставила более 69 тысяч или 78% от всех Blue Card, выданных в ЕС гражданам третьих стран. Для сравнения, Польша, которая находится на втором месте по этому показателю, выдала только 7,5 тысяч «голубых карт».

Первые две недели в новом городе Антон вспоминает как «медовый месяц», но потом мужчина начал постепенно разочаровываться: «Примерно через месяц-полтора я стал понимать, что всё равно это не мой дом. Грузия ощущалась как длительный отпуск, как приключение. Когда я уезжал из Москвы, я вообще думал, что это закончится через пару месяцев. А в Германии пришло осознание, что это всерьез и надолго. Это очень сильно меня придавило».


Город своей релокации в Германии Антон называет «отличным местом, чтобы умереть». Он признает, что там много парков, очень спокойно и есть вся необходимая инфраструктура для пожилых людей с особыми потребностями и семей с детьми. Но при этом добавляет, что «здесь нечего делать». По его мнению, его родной город Уфа более развит «во всех смыслах». Но тут же сам ловит себя на противоречии.

«Я сейчас это говорю и сам себе не верю. Нет, конечно, Уфа не более развитый город. Общественный транспорт в Уфе ужасный… Но здесь, в Германии, есть ощущение, что я застрял в 2003 году. Люди, которые тут живут, как будто бы приехали из деревни и так тупят, потому что [большой] город никогда не видели. Например, не умеют пользоваться метро: занимают на эскалаторе сторону слева, никуда не торопятся. Я каждый день с этим сталкиваюсь, и меня это очень раздражает», — рассказывает он.

Антон признает, что, вероятно, его раздражение связано с тем, что он просто чувствует себя в этом городе чужим. Во-первых, несмотря на неплохое знание немецкого, мужчина отмечает, что всё равно этого не хватает, чтобы комфортно общаться на более личном уровне. 

Во-вторых, по мнению Антона, у немцев «совсем другие ценности»: например, они неспешны и недостаточно целеустремленны, «никто не упарывается на работе», потому что «они знают, что всегда могут положиться на государство». В Москве же Антон привык, что все люди в его окружении много работали, старались и поэтому добивались успеха. Его это вдохновляло.

«Я вижу, насколько всё плохо в плане сервисов, в плане дизайна, потому что просто никому не интересно развиваться, улучшать. Я вижу, как плохо работает общественный транспорт, какие огромные интервалы между поездами в метро. Но даже в этом случае никто не соблюдает расписание. Меня это очень бесит. Вы работать не умеете, что ли?» — возмущается россиянин.

В результате мужчина оказался в компании русскоговорящих эмигрантов, которым тоже не нравится жизнь в Европе и все они планируют возвращаться в Россию.

«Мы законсервировались, начали друг другу на мозги капать, как в России хорошо. Потом одни из друзей съездили туда в отпуск, вернулись и такие: господи, что мы тут вообще делаем?» — рассказывает Антон. И если раньше он представлял себе возвращение только в «прекрасную Россию будущего», то вскоре стал себя убеждать, что можно вернуться, когда закончится война, пусть и при Путине. Сейчас Антон понимает, что смысла откладывать больше нет, и планирует уехать назад в Россию ближайшей весной.

«Что я здесь делаю? Какое у меня будущее? Я совсем один. Если российские женщины здесь нарасхват, то мужчинам найти пару довольно сложно. Я знал только трех свободных русскоязычных девушек, ко всем подкатил — не вышло, остальные — жены айтишников. А жизнь уходит.

Когда я уезжал, мне было 32, скоро — 35. Я больше не хочу откладывать жизнь на потом», — сетует Антон.

На вопрос, не переживает ли он за свою безопасность из-за угрозы мобилизации, Антон отвечает, что столицу «будут трогать в последнюю очередь»: «В Москве ты в домике. Да, это несправедливо, но такова реальность. И этим надо пользоваться, ну и иметь запас денег на взятки в случае чего».

Антон не воспринимает свое планируемое возвращение как поражение в идейном плане. Но признает, что нужно быть более осторожным и следить за тем, что говоришь.

«Ну, как-то же живут 140 миллионов человек? Я какой-то особенный, что не смогу? На митинги я особо никогда не ходил и теперь, очевидно, не пойду. Да, надо будет перестать болтать лишнее в такси. Буду надеяться, что меня ничего такое не затронет», — говорит он.

«Ну вот ты уехала из России — и что от этого изменилось?»

Дарья, 21 год, вернулась из Грузии

Дарья профессионально занимается музыкой. Она покинула Россию осенью 2022 года, когда ей было всего 18 лет, потому что ее парню пришла повестка. Молодые люди приехали в Грузию.

Первое время в Тбилиси, по воспоминаниям девушки, они просто «выдыхали» и пытались понять, остаются они там или едут дальше. Спустя полгода молодые люди поняли, что нужно всё-таки куда-то уезжать, потому что непонятно, как строить карьеру и легализовываться в этой стране.

Граждане РФ могут находиться в Грузии без визы в течение года. После этого можно совершить визаран — выехать и вернуться, тогда год пребывания начнется заново. Но на протяжении последних трех лет регулярно появляются новости о том, что кого-то из граждан России, в том числе тех, кто живет в Грузии, не пустили обратно в страну без объяснения причин. Поэтому гораздо надежнее получить местный ВНЖ, но чтобы сделать это, нужно либо поступить в местный вуз, либо инвестировать в экономику Грузии не менее 300 тысяч долларов, либо найти работу в местной компании.

Можно получить ВНЖ, зарегистрировавшись в качестве предпринимателя в Грузии и работая удаленно на компании из других стран. Но в таком случае основанием для легализации будет оборот вашего ИП в размере не менее 35⁠–50 тысяч грузинских лари⁣ (1,2–1,8 млн рублей). И даже соответствие этим требованиям не дает никаких гарантий положительного решения. С февраля 2022 по ноябрь 2023 года в Минюст Грузии поступило 15,5 тысяч заявок на ВНЖ от россиян, но положительный ответ получили чуть более 9 тысяч заявителей.

Помимо проблем с легализацией, на Дарью и ее парня давила и внутригрузинская политическая ситуация: начались митинги против закона об иноагентах, которые подогревали раздражение в отношении россиян. Пара планировала поехать в Белград, но в этот момент молодой человек Дарьи потерял загранпаспорт. И они, по словам девушки, восприняли это как знак — надо возвращаться домой, потому что к тому моменту уже накопилась усталость от неизвестности, проблем с работой и деньгами.


«Я очень благодарна Грузии за то, что она приняла нас в такой непростой момент, — говорит Дарья. — Для нас с мужем это особенная страна — место нашей свадьбы и, в целом, место, где было много хорошего. Но не покидало чувство, что в Грузии невозможно вдолгую посадить никаких семян, потому что сама почва сопротивляется. И я, конечно, очень хорошо понимаю причины недовольства грузин».

На момент отъезда из России Дарье было всего 18 лет, и у нее не было достаточно контактов в индустрии, чтобы по-настоящему состояться за границей. Поэтому молодые люди решили вернуться, потому что просто нужно было зарабатывать деньги, налаживать связи. И действительно, в России ей удалось достичь успехов в музыкальной карьере, в том числе из-за оттока больших артистов и снизившейся в результате конкуренции.

«Есть ощущение, что в России, на самом деле, возможно не молчать. Есть рамки, внутри которых ты можешь доносить свои мысли, — пусть и в метафорах, но люди понимают, о чём речь», — говорит девушка.

Дарья признается, что, конечно же, по возвращении она не может не замечать плакаты с рекламой службы по контракту, за которую предлагают уже 5,2 млн рублей. Тревожат ее и «черные списки» музыкантов и цензура. Но, с другой стороны, за время жизни в Тбилиси и общения с российскими эмигрантами у Дарьи появилась усталость от обсуждения политики и войны, поэтому когда девушка вернулась, она почувствовала, что может наконец-то расслабиться, отдохнуть, просто пожить для себя: «Я наблюдала за собой как будто бы с двух сторон. Моя грузинская субличность говорила: ну вот ты и стала такой, какой боялась стать, — хочешь закрыть на всё глаза. А российская субличность задавала вопрос: ну вот ты уехала из России — и что от этого изменилось?»

Девушка вспоминает, что когда уезжала, была «очень заряженной, верила в либеральные идеи, в справедливый Евросоюз». Но потом посмотрела на представителей российской демократической оппозиции и поняла, что не хочет к ним присоединяться, не хочет, чтобы эти люди представляли ее интересы.

«С одной стороны, искренне радостно видеть Юлию Навальную, Илью Яшина и Владимира Кара-Мурзу на марше в Берлине. Но, с другой стороны, это уже так далеко от меня. Я не могу почувствовать единства с ними, к сожалению. Мы живем в разных мирах. И мне кажется, что люди, пережившие такую личную трагедию, как смерть мужа или российская тюрьма, сейчас слишком радикальны, чтобы представлять тех, кто остался в России», — считает Дарья.

«Я разочаровался в Европе, наблюдая, как сливают Украину»

Владислав, 28 лет, уехал из Венгрии

За несколько недель до начала войны Владислав уволился из госструктуры и пристально следил за новостями, потому что понимал: нужно «сидеть на чемоданах». Вечером 24 февраля он вылетел из Домодедово в Узбекистан и оттуда начал искать удаленную работу в Европе. Вскоре ему предложили контракт на позицию преподавателя английского языка в Венгрии.

«Я жил недалеко от Будапешта в одном доме вместе с другими преподавателями из разных стран, в том числе там были ребята из Украины и Грузии, — вспоминает Владислав. — И, к сожалению, у меня не сложились отношения с грузином. Никаких открытых конфликтов не было, но, видимо, я ему не нравился подсознательно, постоянно происходили какие-то трения. В итоге спустя два месяца он меня ударил. Может быть, из-за того, что я русский, он решил вот так отомстить [за то, что сделала Россия его стране в прошлом]».


В итоге уволили их обоих. После этого Владислав сменил еще две работы, но закрепиться так и не получилось. И мужчина был вынужден уехать из ЕС в Сербию.

«Я сначала планировал там что-то найти, но потом понял, что хватит уже бегать, это какой-то идиотизм, я не вывожу. Просто морально сдался и в апреле 2023-го решил вернуться на родину», — признается Владислав.

В России он принял для себя решение, что не вернется на работу в госструктуру. С преподаванием тоже не сложилось, поэтому пока что он работает в продажах. По его словам, когда он только уезжал в эмиграцию, он считал, что Россия — «это Мордор», а в Европе, «пусть не идеальная, но всё же лучшая жизнь». Однако после года в эмиграции с него «спала розовая пелена» и «наступило разочарование».

«Идеологически я не сильно изменился, я не пытаюсь делать вид, что ничего не происходит, и продолжаю поддерживать Украину морально, — подчеркивает Владислав. — Но я разочаровался в Европе, в частности, наблюдая то, как сейчас сливают Украину, несмотря на все обещания. Я не говорю, что вся Европа плохая, у меня просто ощущение, что политики везде такие: действуют в своих интересах и им проще тебя изгнать, если ты можешь создать даже потенциальные проблемы».

«Ну что, девочка, пожили хорошо и хватит»

Марина, 28 лет, вернулась из Дании

Марина уехала из Москвы в марте 2022 года в Копенгаген, потому что там живет ее мама. Благодаря приглашению от нее девушка быстро получила туристическую визу в Данию и отправилась туда в надежде найти работу уже на месте. У Марины 5 лет опыта в сфере digital marketing и свободный английский, а датчане — одни из лучших в мире по владению английским языком среди тех, для кого он не родной. Но довольно быстро Марина столкнулась с бюрократическими сложностями.

Изначально девушка искала работу в своей сфере через LinkedIn и знакомых и даже обращалась за консультацией к местному эйчару. Но в результате ни одного оффера она так и не получила и начала рассматривать варианты не по специальности.

«Я была готова пойти работать хоть официантом, хоть кассиром — без разницы. Главное — как-то закрепиться, потому что я не хотела возвращаться. Но из-за бюрократических проблем, низкого спроса и высокой конкуренции ничего не вышло», — отмечает Марина.

В Дании можно получить разрешение на работу только в том случае, если уже есть оффер от конкретного датского работодателя. При этом если ваша профессия не является дефицитной в Дании, то для получения положительного решения годовая зарплата иностранца, по данным на 2024 год, должна быть не ниже 487 тысяч датских крон в год (около 7 млн рублей).

После истечения срока туристической визы Марина подалась на продление и в качестве причины остаться в Дании указала то, что возвращение в родную страну может быть для нее опасно. Датские власти рассматривали заявку около полугода, и всё это время девушка могла находиться в стране. Но потом всё-таки отказали.

«Я не хочу показаться неблагодарной, потому что, ну, во-первых, они меня пустили в страну, когда война уже началась, и очень быстро дали визу, хотя у моей мамы там только ВНЖ. Они отвечали на все мои вопросы, были очень дружелюбными. Но, к сожалению, не получилось», — отмечает девушка.

После жизни в Дании возвращаться в Москву было очень тяжело. Во-первых, давило само осознание, что возвращаешься в страну, которая начала войну. Во-вторых, в Дании, по словам Марины, совершенно другой уровень жизни, качество продуктов, климат, другие люди — «более счастливые». Это был слишком резкий контраст.

Дания действительно занимает самые высокие позиции в рейтингах, оценивающих уровень счастья местных жителей. Также страна находится в лидерах по качеству жизни в целом: по таким параметрам, как доступность медицины, образования, качество продуктов и окружающей среды, стабильность политической ситуации и другим.

«Я помню, как январским вечером ехала из Шереметьево и смотрела на эти серо-грязные пейзажи, депрессивные лица, и рука непроизвольно потянулась к телефону, чтобы включить “Полковнику никто не пишет” “Би-2”. А на следующий день я начала читать “1984” Джорджа Оруэлла. Это был своего рода мазохизм, но это позволило мне тогда на сто процентов прочувствовать вот это ощущение: ну что, девочка, пожили хорошо и хватит», — вспоминает Марина.

Девушка продолжает следить за повесткой и признается, что стать аполитичной, как многие в ее окружении, просто не может: «Мне до сих пор очень тяжело контролировать всё, что я говорю. Когда я иду на свидание с малознакомым парнем, я понимаю, что мне нужно максимально подбирать слова и следить за его реакциями, потому что есть вероятность натолкнуться на Z-патриота. И только когда я вижу какие-то намеки, что у него такая же точка зрения, как у меня, я могу расслабиться. Это забирает колоссальное количество сил. Но я стараюсь продолжать жить, делать свою работу и верить в лучшее».

«Если муж скажет: “Собирайся, мы уезжаем”, — я через пять минут буду готова»

Ольга, 36 лет, вернулась из Германии

Муж Ольги, Евгений — потомок этнических немцев, проживавших на территории нынешнего Казахстана. Его дед и другие родственники переехали в Германию в 1990-е годы по программе переселения. Евгений тоже планировал попробовать переехать, но долго тянул. Триггером стал февраль 2022 года. Тогда он начал собирать документы, но это оказалось очень сложно: нужно было запрашивать бумаги из архивов Казахстана и Кыргызстана, и ожидание ответа могло длиться год и более.

У семьи были туристические немецкие визы, и после объявления мобилизации Евгений и Ольга уехали к родственникам в Штутгарт. Там они стали уже более активно заниматься документами: Евгений ходил на встречи с адвокатами и чиновниками, чтобы добиться разрешения остаться на территории Германии, пока он продолжает собирать пакет необходимого для репатриации. В качестве аргумента он указывал, что он — призывного возраста и у него нет брони.

Практически сразу после начала войны председатель Европейского Совета Шарль Мишель обратился к российским военнообязанным мужчинам: «Если вы не хотите участвовать в убийстве своих украинских братьев и сестер, если не хотите быть преступниками, бросьте оружие, прекратите сражаться, покиньте поле боя». И одновременно попросил страны ЕС подумать, как помочь россиянам, не желающим воевать в Украине.

В ответ каждая европейская страна приняла для себя свое решение, как она будет относиться к запросам на убежище от россиян мобилизационного возраста. Причем чаще всего это решение не подразумевало гарантии защиты.

Так, Латвия, Литва и Эстония после объявления о мобилизации отказались открывать свои границы для россиян с шенгенскими визами, въезд по которым закрыли незадолго до этого. В качестве объяснения было сказано, что бегство от мобилизации не является уважительной причиной для исключения из новых правил. Также Латвия решила не выдавать уклоняющимся от мобилизации гуманитарные визы, а Эстония — не предоставлять убежище. Похожим образом отреагировали Чехия и Финляндия.

Германия, напротив, обещала оказать поддержку бегущим от мобилизации россиянам. «Дезертиры, которым грозят серьезные репрессии, как правило, могут получить международную защиту в Германии», — сказала тогда глава МВД ФРГ Нэнси Фезер. Однако на деле, как отмечают правозащитники, если речь идет о россиянах, которые подлежат мобилизации, но еще не мобилизованы, шансы на получение убежища в Германии и других странах ЕС минимальны.

Данных о том, сколько российских отказников впустили на свою территорию страны ЕС, нет. Но как сообщили в Федеральном ведомстве по делам миграции и беженцев Германии, на 31 июля 2023 года из 3291 заявки от россиян призывного возраста на предоставление политического убежища в ФРГ из-за отказа участвовать в войне были одобрены только 83.


Евгению бюрократическая система Германии навстречу не пошла. Через 90 дней семья была вынуждена покинуть ЕС и улететь в Грузию. Спустя полгода Евгений снова прилетел в Германию — на трехмесячные курсы немецкого языка, а Ольга с дочкой вернулись в Калининград, потому что оставаться вдвоем в Грузии им было некомфортно. Когда муж вернулся в Россию, он сказал, что больше не хочет никуда лететь, а хочет закончить ремонт в новой квартире в Калининграде.

«После этого я впала в депрессию, меня это очень сильно подкосило, и я пошла к психиатру, — рассказывает Ольга. — Мне тяжело здесь находиться. Мне не нравится обстановка в России, меня пугают все эти новые законы, я боюсь, что дочь в садике заставят писать письмо солдату, хотя я написала отказ от всего подобного».

«Я не хочу, чтобы ее фотографировали рядом с кадетами, которые приходят в их детский сад учить вязать узлы. Но когда все дети фотографируются, а она одна сидит в стороне, она тоже страдает и не понимает, что происходит», — продолжает Ольга. Кроме того, семья очень боится «Разговоров о важном» в школе, куда дочери идти в следующем году. Частную школу они не потянут по финансам. Продолжать заниматься сбором документов для репатриации у мужа сейчас нет времени из-за работы.

«У меня внутри была такая тьма. На антидепрессантах я, конечно, стала поспокойнее, смирилась, что ли. Ремонт мы доделали и заехали в новую квартиру. Но радости от этого у меня нет абсолютно никакой. Если муж скажет: “Собирайся, мы уезжаем”, — я через пять минут буду готова», — признается женщина.

По ее словам, тяжелее всего ей привыкнуть к виду покалеченных военных на улице:

«Мы живем недалеко от военной поликлиники, и я каждый день езжу мимо этих очередей. Человек 20–40 стоят на улице возле поликлиники — без ног, без рук, с перемотанными головами. Это очень страшно. Но каждый раз, проезжая мимо, мне хочется либо плюнуть в их сторону, либо фак показать. Хоть как-то выразить недовольство тем, что эти люди сделали».

Ольга не теряет надежду, что муж продолжит заниматься сбором документов и они всё-таки уедут в Германию, но признает, что этот процесс может занять годы. При этом у нее нет обиды на Германию, она понимает, что везде свои правила и законы.