«Ты же русский, зачем ты туда пошел?»

«Очнулся уже в автозаке»

Тусклые желтые обои, с потолка свисают бумажные китайские фонарики. Максим и Ксюша сидят в комнате, пьют чай. Оба музыканты, раньше играли и теперь играют в панк-проектах, жили в Питере, а пару лет назад перебрались в Тбилиси, где вместе с кошкой живут на съемной квартире. Ксюша работает в IT, Макс — в баре в центре города. Пока они живут здесь, Грузия переживает один политический кризис за другим. На протесты они, как и многие другие, ходили в знак солидарности с грузинским народом. И хотя в своей риторике грузинская оппозиция не слишком дружелюбно настроена к выходцам из России, Ксюша предполагает, что никто не собирается ущемлять их в правах:

— Бытует мнение, что только благодаря «Грузинской мечте» русские здесь спокойно живут, но я очень сильно сомневаюсь, что какая-то другая партия, придя к власти, сразу бы всех выдворила.

Гораздо важнее, по мнению Ксении, то, что в Грузии несменяемость власти, поэтому грузины протестуют, а все остальные их поддерживают. Однако решать судьбу страны должны ее жители, считает пара, поэтому более спорных тем вроде вступления в ЕС или прямой поддержки каких-либо политиков они стараются избегать. Макс кивает:

— Я ходил на митинги в мае, когда снова обсуждался закон об «иноагентах». На акциях меня семь раз «залили» слезоточивым газом и обливали из водомета. Но я пошел, потому что видел, к чему это привело в России: тюремные сроки, цензура, поражение в правах.

Для себя я решил, что не буду участвовать в протестах, когда будут выборы в парламент (не из-за полицейского насилия, а согласно своим политическим убеждениям. — Прим. ред.). Я не имею права решать судьбу этой страны. Это их страна, их будущее. Я могу уехать через год, а они тут останутся, — говорит он.

Но жизнь распорядилась иначе. Вечером 29 ноября, на следующий день после заявления Кобахидзе, Максим возвращался домой. У парламента на проспекте Руставели уже собрались тысячи протестующих. Парень решил просто посмотреть на происходящее, но когда увидел, как полиция избивает протестующих, эмоции взяли верх:

— Полиция перекрыла дорогу, сзади стоял водомет, а впереди — куча полицейских. Я стоял в первых рядах, когда начался замес. Я кричал ментам что-то вроде: «Нет полицейскому насилию!» Пока я скандировал, толпа резко отошла назад, а я остался. 

Видимо, меня просто затащили в машину и там избили. Я был в таком состоянии, что даже не знал, что делать, — рассказывает он.

Дверь полицейской машины открывалась снова и снова, вспоминает пострадавший, одного за другим в нее силой заводили задержанных и продолжали бить уже внутри. Несколько ударов чем-то тяжелым получил сосед Максима, мужичок лет пятидесяти, и он сам. Вскоре их повезли в отделение. Он успел отправить Ксюше координаты места, где его задержали, и короткое сообщение: «Меня взяли мусора».

В отделении избитого Максима сотрудники спецназа несколько раз сфотографировали на телефон: «Пересылали друг другу приколы с протестов», — объясняет он. Позже привели переводчика, с которым он подписывал документы и давал объяснения.

— Тебе врач нужен? — спросил переводчик.
— Да, нужен. У меня нос сломан, — ответил Максим.
— Может, до КПЗ доедешь, а там тебе помогут?
— Нет-нет, мне сейчас нужен врач. У меня всё лицо в крови, дышать не могу, переносица сломана, это серьезно.

Пострадавшего доставили в ближайшую больницу, но всё оказалось не так просто. В больнице состоялся следующий диалог:
— У тебя есть страховка?
— Нет, — отвечал задержанный.
— А тысяча лари с собой есть?
— Нет.
— Ну, тогда мы ничем не можем помочь.

Максим пожаловался, что правый глаз почти ничего не видит, так как вся роговица залита кровью, и его всё-таки осмотрели, закапали в глаза капли. Той же ночью его увезли в изолятор в Рустави, что в тридцати километрах от столицы:

— В Рустави у меня сняли побои: пятнадцать ударов по голове, синяки на плече и на ноге. Сотрудники спросили меня: «Ты же русский, зачем ты туда пошел?» Я говорю, из любопытства, из солидарности. Но было видно, что они не очень хорошо понимают, о чем я говорю, — заключает Макс.

48 часов

Около часа ночи Ксюша получила сообщение о случившемся:

— Всё, что у меня было, — это геоточка и пара сообщений от Макса. Он написал, что его сильно избили и куда-то везут. Потом связь пропала, — говорит девушка. — Я начала метаться по отделениям полиции, пытаясь понять, куда его могли увезти. Спрашивала волонтеров, правозащитников, какие бывают сценарии в таких случаях. Мне назвали два популярных места, куда я и поехала.

Ты в этот момент чувствуешь дикий страх. Ты понимаешь, что у человека, которого задержали, нет никаких прав, а у тебя — никакой информации. В голове крутится опыт жизни в авторитарной стране, где система безжалостна, и ты заранее представляешь худшие сценарии. Я боялась, что у Макса переломы, что могли повредить внутренние органы.

Знакомая правозащитница сообщила Ксении, что из-за протестов столичные изоляторы переполнены, людей увозили даже в соседние города, некоторых — довольно далеко. Ей также удалось узнать через своих знакомых в полиции, что Максима повезли в Рустави. На следующий день, приехав в Рустави, Ксюша обнаружила перед собой наглухо закрытую дверь:

— Я хотела передать ему передачку: хачапури, футболку и носки. Через дверь мне сказали, что передачки принимают только с заявлением на грузинском языке. После долгих споров они всё-таки забрали пакет, но отказались сообщать мне любые детали. Что с ним будет дальше? Когда его отпустят?

Самое отвратительное — это быть в неведении о том, что будет происходить с маленьким человеком в этой мясорубке. Пришлось устроить небольшую акцию протеста: я села на пенку прямо у здания и заявила, что буду сидеть, пока мне не дадут ответ.

Свидание в суде

Пока Ксюша «штурмовала» отделение полиции в Рустави, арестованный Максим пытался прийти в себя:

— Я сутки ничего не ел, я вообще не мог нормально спать — только отрывками по двадцать минут. Лицо было в ужасном состоянии: на левой стороне рассечение, справа — гематома, шишки. Всё болит. Когда врачи меня осматривали, я видел, что они в шоке. Это читалось по их глазам. Мое лицо распухло, я думал, у меня челюсть сломана.

1 декабря Максима повезли в Тбилиси на суд. Там они впервые встретились с Ксюшей. Кроме них, на суд приехали местные жители, многие тоже побитые, в сопровождении полиции. На этом неприятности могли бы закончиться, но не закончились:

— Когда вывели Макса, я была уверена, что ему назначат штраф. Но приговор оказался совсем другим, — говорит Ксения.

Во время судебного заседания выяснилось, что Макс — злостный нарушитель и уже был судим ранее, о чем сам и не знал:

— Я удивился, — вспоминает он, — и сразу спросил, как это повторно. Переводчик передал слова судьи: «У вас уже есть судимость за участие в майских протестах». Я в шоке, потому что я был там, но меня никто не задерживал. Домой никто не приходил, никаких повесток я не получал.

Был в зале еще один наш соотечественник. Он, находясь на площади, будто бы крикнул в сторону полиции что-то оскорбительное, говорит Максим. 

Какое наказание получил этот человек, нам неизвестно, но Максу назначили еще 13 суток ареста и снова увезли, на этот раз в Багдати, что на западе страны, где он провел свой срок.

— К 2:15 ночи я приехала в Багдати ночью, как и было сказано, — говорит Ксения. — Долго стояла на улице, мерзла, ждала у дверей. Когда дверь открылась и Макса выпустили, просто схватила за руку, и мы пошли к такси. Но нас не отпустили: мы просидели в полицейском участке еще час, отвечая на одинаковые вопросы, а потом нам сказали, что составлен так называемый «протокол о предупреждении» и что в понедельник нужно приехать в назначенное время в миграционную службу «на собеседование».

На собеседовании выяснилось, что Максима выдворят из страны, но он оспаривает это решение в суде и уже подал апелляцию.