Кровавые доллары, трикотаж, расстрел 

Валюта — капиталистическое зло

Январское постановление в основном касалось статьи 59.12 УК РСФСР (в редакции 1926 года) «Нарушение правил о валютных операциях». Эта статья предусматривала наказание не менее одного года лишения свободы (по существующей тогда практике — до трех лет) с конфискацией имущества. Однако «валюту» редко вменяли одну, обычно к ней пристегивали еще и 169-ю («Мошенничество», до пяти лет с конфискацией) — максимальный срок наказания «валютчикам» составлял восемь лет лагерей.

Постановление о передаче статьи в ведение КГБ явилось результатом визита в СССР американского экономиста и видного члена Компартии США Виктора Перло в 1959 году. На встрече с Анастасом Микояном, занимавшим тогда пост министра внешней торговли СССР, Перло рассказал, что в Москве на улице Горького, на участке от гостиниц «Москва» и «Националь» до Пушкинской площади (известным под названием Плешка), к нему постоянно подходят молодые люди, которые предлагают поменять валюту на рубли. Причем по курсу, сильно отличающемуся от официального. Микоян тогда отшутился, а вот идеолог партии Михаил Суслов, присутствовавший на встрече, это запомнил.

К концу 50-х годов, после смерти Сталина и развенчания культа личности, СССР пытался приоткрыть железный занавес. В 1957 году в Москве прошел Международный фестиваль молодежи и студентов. И советские люди увидели, что иностранцы одеваются лучше, удобнее и красивее, нежели граждане СССР. Слушают хорошую музыку, у них имеются компактные, но мощные радиоприемники, способные ловить иностранные радиостанции. Читают красочные журналы и газеты, которые несут в себе не только пропаганду.

После фестиваля, кадры с которого обошли телеканалы всего мира, возрос поток иностранных туристов, желающих посмотреть на загадочную Россию. Да и советские граждане всё чаще стали выезжать за границу, хотя лишь в командировки. В основном в соцстраны, но немногим удавалось попасть и в капиталистические. Выезжающим разрешалось обменять 30 рублей на местную валюту. Официальный курс был занижен в десятки раз. А вот если озаботиться покупкой валюты еще в СССР у «валютчиков», то была возможность съездить в командировку и привезти подарки и сувениры.

Спрос на валюту в СССР 50-х годов появился. Ну а там, где есть спрос, появится и предложение. Казалось бы, не такая уж серьезная проблема в том, что советские граждане захотели красиво одеваться, пользоваться удобными приборами и хорошей косметикой. Но Михаил Суслов решил, что увлечение западными вещами может привести и к увлечению капиталистическим строем. Поэтому, изучив проблему, он и настоял на том, чтобы борьбу с «валютчиками» из ведения МВД передали в КГБ.

Закон что дышло

Председателем КГБ СССР в то время был 40-летний Александр Шелепин. Он не только ничего не понимал в деятельности спецслужб, но и сам всячески противился этому назначению. К вершинам власти он взлетел не по партийной, а по комсомольской линии. До назначения в КГБ был первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Но генсек Никита Хрущев, уверенный в преданности Шелепина (и зря, потому что в 1964 году Шелепин был одним из главных участников смещения Хрущева), настоял на этом назначении.

КГБ в то время представлял из себя не единую службу, а скорее сборище почти случайных людей, призванных в КГБ после того, как в 1954 году Хрущев фактически полностью перетряхнул весь личный состав, отправив бывших сотрудников кого в лагеря, кого на пенсию или в лучшем случае в милицию.

Однако усилиями Ивана Серова (первый председатель КГБ СССР, 1954–1958, начальник ГРУ Генштаба МО СССР, 1958–1964) костяк кое-что понимающих в оперативной и агентурной работе в руководстве КГБ был сохранен. И вот эти «понимающие» и объяснили Шелепину, что передача в ведение КГБ расследования «валютных» дел пойдет Комитету только на пользу. «Валютчики» ведь контактируют с иностранцами, а среди них могут попадаться перспективные для вербовки лица.

Организация тех, кто занимался незаконной скупкой валюты, сформировалась еще во времена нэпа. На нижней части цепочки — «бегунки» и «рысаки», которые исполняют роль зазывал, но мелкие операции могут и сами провести. Дальше идут «шефы», которые оперируют уже более серьезными деньгами и возможностями. Ну а на самом верху пирамиды — «купцы», которых не знают «бегунки» и большинство «шефов», но у которых и аккумулируются самые серьезные деньги. Сотрудники КГБ довольно быстро вышли на средний уровень и вскоре под их контролем были почти все «шефы» и часть «купцов». Реально бороться с незаконными валютными операциями они даже не пытались. Но всё изменилось после визита Хрущева в Западный Берлин в декабре 1960 года.

На пресс-конференции Никита Хрущев стал обвинять власти Западного Берлина в том, что они превратили город в сплошной блошиный рынок, никак не контролируемый властями. И совершенно неожиданно получил «ответку» от западных журналистов, которые со смехом поведали Хрущеву, что такого черного рынка драгметаллов и валюты, который существует в Москве на небольшом участке под названием Плешка (От Охотного ряда до Пушкинской), нет нигде в мире.

Хрущев был в ярости и, вернувшись в Москву, тут же затребовал себе материалы по «валютчикам». Для показательного процесса были выбраны трое «купцов»: Ян Рокотов (Косой), Владислав Файбишенко (Червончик, обоим по 33 года) и 24-летний Дмитрий Яковлев (Дим Димыч). Суд, следуя указаниям ЦК, приговорил «валютчиков» к максимально возможному сроку в восемь лет. Хрущев возмутился: почему восемь, если верхняя планка 15? Ему попытались объяснить, что осужденные совершали преступления в период действия прошлого Кодекса, а закон обратной силы не имеет. Хрущев заявил: «За такие приговоры самих судей сажать надо!» — и потребовал ужесточить приговор. 

Западная пресса саркастически комментировала: как не было в СССР закона, так его и нет. А приговоры теперь выносятся даже не «тройками», как при Сталине, а по единственному слову «хозяина», вставшего сегодня не с той ноги или страдающего от похмелья.

Информационный шум еще больше взбесил Хрущева. В июле 1961 года Пленум ЦК КПСС принял поправки в уже действующий УК РСФСР (действовал с 1961 до 1996 года, именно в нем появилась «бабочка» — 88-я статья, «Нарушение правил о валютных операциях»). Эти поправки ужесточали наказания за преступления, связанные с государственной собственностью, и увеличивали количество статей, по которым была предусмотрена высшая мера наказания — расстрел. В августе 1961 года трое «валютчиков» третий раз выслушали приговор по своему делу и вскоре (точная дата до сих пор неизвестна) были расстреляны.

«Не заплатишь за жену, донесу!»

Впрочем, был и еще один момент, позволивший Хрущеву наплевать на критику по поводу отсутствия законов. В 1961 году СССР находился на пике популярности в мире в связи с полетом Юрия Гагарина в космос. Так что критика юридической системы Советского Союза была замечена лишь редкими специалистами и серьезного влияния на общественное мнение не оказала.

«Валютчики», напуганные показательным расстрелом, резко сократили свои операции, а Хрущеву доложили, что Плешка перестала быть «черной биржей». Генсек решил, что нашел способ окончательно справиться с теневой экономикой. Ведь нужно было и «цеховикам» показать, что с ними церемониться не будут. Хрущев затребовал себе дела по «теневикам», выбрал среди них дело «еврейского трикотажа» и дал приказ Шелепину довести дело до максимально возможных наказаний.

Вообще, дело «еврейского трикотажа» не было единым, а сложилось из нескольких разных. Объединяло их то, что «цеховики» были евреями, а деньги зарабатывали на изготовлении и продаже трикотажных изделий. И «засыпались» фигуранты на собственной глупости.

Адвокат и автор книги «Судебные процессы по экономическим делам в СССР (60-ые годы)» Евгения Эвельсон делом № 1 в череде «еврейских трикотажных» дел называет процесс над Шаем Шакерманом и Борисом Ройфманом.

В начале января 1961 года в КГБ поступил донос от некоего гражданина Якова Брика. Он сообщал, что его зять, Шая Шакерман, живет явно не по средствам, а значит, имеет прямое отношение к хищениям социалистической собственности. Большинство таких доносов на деле оборачивались ничем, просто родственники старались напакостить друг другу. Но Шелепин требовал проверки каждого доноса, если это не анонимка. Оперативники наведались к доносчику, и тот поведал историю.

Доносчик Брик и Шакерман были женаты на сестрах Черниковых. В 1960 году старшая сестра, бывшая замужем за Шакерманом, умерла. Младшая быстренько подсуетилась и вскоре переехала от мужа к бывшему зятю, который был просто неприлично богат. Он дарил ей дорогие подарки, водил в шикарные рестораны, на выходные возил в Юрмалу или Сочи. А на Новый 1961 год пообещал бриллиантовый гарнитур стоимостью чуть ли не в полмиллиона рублей (50 тысяч после 1961 года, «Волга» тогда стоила 45 тысяч рублей «старыми»). Но вместо обещанного гарнитура подарил лишь сережки. Женщина устроила скандал, Шакерману это не понравилось, он выгнал любовницу. Та вернулась к мужу и рассказала, в какой роскоши живет их бывший родственник.

Оперативники КГБ словам обиженного мужа не поверили, но тут в дело вступила женщина. Она рассказала о тайниках, которые Шакерман устроил в своей квартире. И в этих тайниках, по ее словам, были спрятаны не только советские деньги, но и золотые монеты царской, турецкой и даже английской чеканки.

«Дело валютчиков» было в разгаре, и сотрудники КГБ, получив ордер на обыск, наведались в четырехкомнатную кооперативную квартиру Шакермана. И действительно обнаружили в тайниках не только советские деньги, но и золотые монеты, драгоценные камни, валюту. Дальше дело покатилось как снежный ком.

Выяснилось, что Шая Шакерман вместе со своим другом Борисом Ройфманом стояли во главе целой подпольной текстильной империи. Последний начинал свою теневую деятельность еще в конце 40-х годов в Калинине (Тверь). Там он возглавлял производственный комплекс местного общества глухонемых. В первую смену они шили рабочую одежду, а во вторую и третью — свитера, кофточки, блузки, рубашки, особое внимание уделялось нижнему женскому белью, с которым в СССР был абсолютный провал. В доле были все: от начальника общества до уборщиц — и все молчали. Предприятие спокойно просуществовало более 15 лет. В 1958 году Ройфман перебрался в Москву, где стал руководителем производственного комбината при Краснопресненском психоневрологическом диспансере. Считалось, что трудотерапия оказывает благотворное влияние на больных и способствует выздоровлению, а потому было принято решение организовать при диспансерах и ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий, куда отправлялись алкоголики) производственные мастерские.

«В свободном мире они возглавляли бы концерны…»

В производственном комплексе Краснопресненского психдиспансера насчитывалось более 80 ткацких и прядильных станков. Ройфман понял, что с таким уровнем товаропотока, который сможет выдать этот комплекс, он в одиночку не справится. Вот тогда на горизонте и появился Шакерман, успевший отсидеть за хищение в начале 50-х пару лет и имевший обширные связи в среде «теневиков» и в криминале.

Всего за пару лет Шакерман и Ройфман развернули производство «левой» продукции на десятки миллионов рублей ежемесячно. Сырье поступало как по официальным каналам (для трудотерапии), так и по неофициальным. Шакерман наладил поставки хлопка из Узбекистана, шерсти с Кавказа, льна с Украины. Он не жалел денег на взятки не только чиновникам, курирующим легкую промышленность, но и высокопоставленным милиционерам. Те обеспечивали сопровождение товара к точкам сбыта спецмашинами. В основном это были склады, к которым в определенные дни стекались обитатели «блошиных» рынков, работники передвижных торговых точек (разъезжали по областям, предлагая товары крестьянам, но частенько торговавшие в городе и отнюдь не тем, что им выдавалось официально), директора небольших магазинчиков.

Кроме собственной продукции, Шакерман реализовывал через свою сеть товар и других «теневиков». Так, начиная примерно с середины 1960 года, он стал продавать в Москве тюль, выпуск которого наладили на подпольной фабрике в Киргизии Зигфрид Газенфранц и Исаак Зингер. Хотя те тоже не ограничивались тюлем, а производили широкий ассортимент самых разных товаров. Пользуясь покровительством председателя Госплана Киргизской ССР Бекжана Дюшалиева, «теневики» из Фрунзе (Бишкек) абсолютно не скрывали своего богатства, имели шикарные дома с прислугой, ездили на дорогих машинах, сорили деньгами, на выходные летали на курорты.

Аресты по делу «еврейского трикотажа» начались в апреле 1961 года и продолжались почти год (Газенфранц и Зингер были арестованы в начале 1962 года). Всего по делам проходило более 700 человек, среди которых были собственно «теневики», а также чиновники, сотрудники МВД, партийные работники, сотрудники магазинов. 

В том числе Шакерман, Ройфман, Газенфранц, Зингер, Дюшалиев и один из высокопоставленных милиционеров, находившихся на содержании у Шакермана. Как отмечала Эвельсон, 90% приговоренных к «вышке» были евреями. При этом большинство расстрелянных были осуждены по закону, который не предусматривал смертной казни за совершенные преступления. Напомним, что высшая мера за имущественные преступления была введена лишь в июле 1961 года, когда большинство позднее осужденных были уже арестованы.

«Мои клиенты в графе “образование” зачастую указывали “начальное”, — писала в своей книге адвокат Евгения Эвельсон. — Но это были министерские головы! Настоящие бизнесмены! В свободном мире они возглавляли бы концерны, корпорации и тресты. А здесь они ожидали судебного приговора, часто смертного».

Таким жестоким приговором Хрущев, видимо, рассчитывал одним махом победить «теневую» экономику, но просчитался. «Цеховики» не исчезли и своей деятельности не свернули, но стали более осторожными и скрытными.

— Многие из тех, кто оказался на зоне во время того самого первого крупного дела «цеховиков» — «трикотажного», встречались мне и позже, — рассказал «Новой-Европа» вор в законе, представившийся как Иван Иванов. — Воровское сообщество именно после того процесса на «теневиков» внимание обратило. Сперва как на богатую добычу, а потом и как на постоянных доноров в воровской общак. Так вот большинство участников процесса 62-го года, отсидев свои сроки, вышли на свободу, откопали свои заначки, которые при аресте не выдали, да и занялись тем же — стали большие деньги зарабатывать.

Нельзя сказать, что при Брежневе с «цеховиками» не боролись, но всё-таки это было не так жестоко. Мы рассказывали о деле «глухонемой мафии» в 1975 году, когда была вскрыта сеть теневых предприятий, действовавших под прикрытием Всесоюзного общества глухих (ВОГ). Тогда из более чем 50 арестованных по делу четверо были приговорены к высшей мере наказания, двое позже были помилованы — смертную казнь им заменили тюремными сроками.

Уже во времена «андроповских чисток» в 1984 году к смертной казни был приговорен директор московского универмага «Елисеевский» Юрий Соколов. Годом позже той же участи подверглась всесильная «геленджикская шахиня» Белла Бородкина. Впрочем, казнь последней вызывает сомнения, так как документа об исполнении приговора так и не удалось обнаружить.

После прихода к власти Михаила Горбачева и начала перестройки многие статьи действовавшего в те времена УК РСФСР от 1960 года стали неактуальными. В феврале 1990 года сильное изменение претерпела знаменитая «бабочка» — статья 88 УК РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях». В частности, сильно снизились сроки, был ограничен круг правоприменения, исчезли пункты о смертной казни и конфискации имущества. В 1994 году 88-я статья была окончательно отменена. А в новом УК РФ, принятом в 1996 году и действующем до сих пор, статье о незаконных валютных операциях просто не нашлось места.