На этой неделе Специальный докладчик ООН по вопросу о положении в области прав человека в Российской Федерации Мариана Кацарова призвала российские власти немедленно освободить адвокатов Вадима Кобзева, Алексея Липцера и Игоря Сергунина и отменить вынесенный им недавно приговор по делу об «экстремизме».

17 января 2025 года адвокаты Навального были осуждены Петушинским районным судом Владимирской области по обвинению в «участии в экстремистском сообществе» в рамках уголовного дела против самого оппозиционера. Суд назначил 3,5 года Игорю Сергунину, 5 лет Алексею Липцеру и 5,5 лет Вадиму Кобзеву.

«Российское правительство продолжает расправу с адвокатами за выполнение ими своих профессиональных обязанностей, примером которой является последнее дело адвокатов, защищавших покойного оппозиционного политика Алексея Навального <…> Это тревожное предупреждение для всех адвокатов, которые собираются браться за политически острые дела, особенно для тех, кто защищает клиентов, которым грозит политическое преследование», — отметила спецдокладчик ООН.

Одновременно осудила приговор Международная ассоциация адвокатов (UIA). Она заявила о недопустимости прослушивания конфиденциальных встреч адвокатов с клиентами и призвала международное юридическое сообщество, правозащитные организации и мировых лидеров принять меры в поддержку независимости юридической профессии в России.

На этом фоне — полное молчание со стороны Федеральной палаты адвокатов России. С осуждением приговора адвокатам Сергунину, Кобзеву и Липцеру ФПА РФ не выступила. Лишь председатель Комиссии по защите прав адвокатов Совета ФПА Генри Резник заявил, что считает осуждение адвокатов Навального по одному делу с их клиентом «чрезвычайным происшествием и сожалеет» о вынесенном обвинительном приговоре.

На этом все. Что касается российских официальных юридических корпораций и палат — московской и региональных, — то ни с какими заявлениями солидарности с осужденными адвокатами они не выступили.

«Новая газета Европа» поговорила с коллегой осужденных — адвокатом Ольгой Михайловой, которая представляла интересы Алексея Навального на протяжении 16 лет. Михайлова чудом избежала ареста — в день, когда в октябре 2023 года были арестованы в России Кобзев, Липцер и Сергунин, она находилась в отпуске за границей. Планы пришлось менять. Домой Ольга Михайлова не вернулась. В отношении нее на родине тоже возбудили уголовное дело за участие в экстремистском сообществе Навального, заочно арестовали и объявили в розыск.

— Ольга, простите за вопрос, но у вас были все-таки какие-то ожидания по поводу приговора коллегам? В части сроков, например?

— Знаете, на самом деле, несмотря на то, что я 20 лет была адвокатом и достаточно рано перестала питать определенные иллюзии относительно нашего правосудия, тем не менее я так устроена: всегда жду чуда. Кажется, что вот-вот оно должно произойти, судья же все понимает… Так ждала и в этот раз. Но этого не произошло.

Я, конечно, очень хотела, чтобы был другой приговор. Понятно, что суд все равно бы не осмелился вынести оправдательный. Но я надеялась, что не будет почти максимального наказания Кобзеву и Липцеру по делу, по которому отсутствует как само событие, так и состав преступления.

— Есть какая-то конкретика по Игорю Сергунину, которому дали меньше всего в результате признания им вины. В чем именно он признал вину?

— Насколько я знаю, да, он действительно признал вину. Но с тем же успехом он мог признать все что угодно. Потому что в принципе он того преступления, которое вменили всем адвокатам, не совершал. Ни он, ни все остальные. Игорь, естественно, как и все, не был экстремистом, естественно, не хотел свергать конституционный строй (нам всем вменяется попытка свержения). Подтверждения этому нет даже в материалах дела. Тем не менее, Игорь это признал. Его можно понять. Каждый выбирает свой способ защиты. И его ни в коем случае нельзя осуждать за это, тем более людям, которые ни дня не провели в тюрьме.

— Какие у осужденных перспективы? Можно ли говорить о возможности УДО с учетом того, что все трое адвокатов внесены в так называемый черный список Росфинмониторинга — список «экстремистов и террористов»?

— Нет, конечно, про УДО можно не говорить. Я не слышала, чтобы те, кто внесен в список «экстремистов и террористов», выходил условно-досрочно. И более того, насколько я знаю, статьи об экстремизме и терроризме никогда не входили в перечень статей, по которым может быть применена амнистия.

— Какие уже последствия, на ваш взгляд, принесло дело Липцера, Кобзева и Сергунина для адвокатской корпорации в целом? В первую очередь для адвокатов, которые специализируются на чувствительных делах — защищают оппозицию.

— Уникальность и беспрецедентность нашего дела в том, что впервые со сталинских времен репрессиям подвергнуты адвокаты по делам их клиента. На самом деле до этого такого не было.

Но про нас там достаточно общие фразы — «пытались свергнуть конституционный режим» и т. д.

Поэтому я считаю, что этим адвокатским делом нанесен очень существенный удар по институту адвокатуры в целом. И, собственно, отголосок этого я на днях видела в прессе — в Удмуртии заключили под стражу адвоката-женщину. Даже не по политическому делу, а по достаточно обычному. Она консультировала игровой бизнес. Следствие посчитало, что это никакие не букмекерские конторы, а подпольные казино. И адвоката, которая давала букмекерам консультации, следствие тоже сделало участником «преступного сообщества».

Это я к тому, что на делах против Навального система всегда оттачивала и продолжает оттачивать незаконные механизмы преследования. Всегда уголовные дела со звучащим экстраординарно обвинением против Навального проходят через суды, а потом похожие обвинения вменяют другим людям уже в массовом порядке. Так было с делом «Кировлеса», так было с делом «ИвРоше», после которых мы видели, как аналогичные дела по точно такой же кальке возникали то тут, то там. Я очень боюсь, что сейчас, после дела Сергунина, Липцера и Кобзева будут появляться подобные адвокатские дела, как наше. Тем более, учитывая, что ко всему прочему в основу приговора Кобзева, Липцера и Сергунина легли незаконно полученные прослушивания разговоров адвоката и клиента в тюрьме, что прямо запрещено законом. Тем не менее, такое прослушивание имело место, его, повторюсь, не постеснялись положить в приговор. Другой вопрос, что доказательством вины в экстремизме эти прослушки все равно не являются.

Но именно такой способ «получения доказательств» сейчас впервые был опробован на деле адвокатов Навального. То есть нас постоянно снимали на видео, записывали звук. Вдобавок еще за стеной комнаты свиданий в тюрьме сидел человек, который все наши беседы с Навальным буквально стенографировал.

В мое дело как раз попала вот такая прослушка, где дословно приведена вся наша беседа с Алексеем (беседа от 11 апреля 2023-го. — Прим. ред.), когда он говорил мне, что, как ему кажется, его притравливают. Мы с ним тогда обсуждали, нужно ли давать этому огласку или нет. Вот вся эта беседа полностью была записана, расшифрована и положена в основу обвинения конкретно против меня. Этой прослушкой как единственным доказательством Басманный суд мне мотивировал избрание меры пресечения в виде ареста.

(после разговора с Навальным Михайлова написала в твиттере от лица другого адвоката политика, Вадима Кобзева, что оппозиционера «притравливают» в колонии «с тем, чтобы его здоровье ухудшалось не резко, а постепенно, но неуклонно». Адвокаты заявили, что будут требовать проведения токсикологических и радиологических исследований. — Прим. ред.). Буквально у меня в обвинении лежит фрагмент того нашего разговора с Алексеем.

— Показательна реакция Федеральной палаты адвокатов России, точнее, по сути ее отсутствие. Молчат мэтры, молчат акулы адвокатуры. Как вам кажется, они следили за делом, за судом, они вообще понимают, что произошло и какие будут последствия? Или просто проглотили?

— Я на самом деле ожидала жесткой реакции как от Федеральной палаты адвокатов, так и от Московской палаты. И буквально только что новость прошла: Федеральная палата заявила, что считает осуждение адвокатов Вадима Кобзева, Алексея Липцера и Игоря Сергунина по одному делу с их клиентом чрезвычайным происшествием и сожалеет (это фраза Генри Марковича Резника) о вынесенном обвинительном приговоре. И эта новость на сайте Федеральной палаты адвокатов России была размещена 20 января, спустя трое суток после приговора.

Собственно, это была единственная реакция Федеральной палаты адвокатов. Я считаю, что когда происходят такие вопиющие случаи нарушение адвокатской тайны, как прослушка бесед адвокатов с клиентом (а конфиденциальность — это основополагающие права адвокатов), то это удар по профессии. Такие малозначительные и не громкие заявления ФПА говорят о том, что Палата просто неадекватно реагируют на подобные нарушения. Но я думаю, что и ФПА, и абсолютно все прекрасно понимают: осуждение трех адвокатов по делу их клиента — это явный удар по всему институту независимой адвокатуры, а последствия могут быть самые трагические.

— Вы наверняка общаетесь с коллегами, которые продолжают работать в России, в том числе по чувствительным политическим делам. Адвокатское сообщество в целом напугано сегодня?

— По политическим делам и раньше достаточно сложно было найти адвокатов, чтобы они согласились защищать оппозиционеров и гражданских активистов. И мне всегда говорили: «Как ты можешь защищать Навального? Это же страшно, это же опасно». И так далее. В любом случае в России, в Москве, я это знаю, осталось много адвокатов, которые считают, что должны выполнять адвокатский долг. И они мужественно, несмотря ни на что, продолжают это честно делать — защищать своих клиентов, в том числе по политическим делам. Я считаю, что по сегодняшним меркам это мужество — следовать своему призванию, защищать людей.

Я очень рада, что всех адвокатов запугать кейсом защитников Навального не удалось.

— Что продемонстрировали хотя бы те 20 человек адвокатов, которые 17 января приехали к Петушинскому суду.

— Да. При этом многие адвокаты тоже хотели, но просто не смогли приехать, потому что это был рабочий день, и у них были процессы. Но, тем не менее, 20 пришли. Это — много.

— Вы сами себя по-прежнему видите адвокатом в России или больше не будете этим заниматься, если когда-нибудь вернетесь?

— Очень провокационный вопрос. Если все-таки так сложится, что я в какой-то перспективе смогу вернуться в Россию, то, я думаю, здесь работы будет столько, что заняться мне будет чем. В любом случае юридическую профессию я не брошу. Сейчас моя задача в эмиграции — не дать обществу забыть о судьбе моих осужденных коллег и сделать всё, чтобы им помочь.